5. Праздник

…Конец сентября выдался весьма прохладным. Выйдя из метро, Иешуа затянул капюшон поплотнее, оставив с наружи только свой нос, и направился к дворцу Пилата. Улицы наполнял праздничный запах очищенных мандаринов.

- Уважаемый, - раздался незнакомый голос,  - разрешите спросить – вы еврей? А то бы, вместе в шофар¹ подудели?

Иешуа обернулся. Перед ним стояли два пейсатых товарища. Один из них показывал из кармана странный предмет, весьма сходный с козлиным рогом. Глядя на этот предмет, Иешуа хотел ответить, что в каждой семье не без еврея, и тут же сообразил, не заглядывая в Гугл:

- Рош ха-Шана! С Новым Годом!

Затем, прибавил про себя: эх,

 ты – гой еси, необрезанный...»

Вернисаж готовили с размахом: в роскошном дворце, с музыкой, актёрами, певцами, и морем шампанского. Сначала собирались символически взять «Золотую Балку», но передумали, показалось, что островитяне пузыриков в шампанское не докладывают, а потому, было закуплено континентальное «Абрау Дюрсо». Заказали и огромный торт с корабликом наверху². Когда тортик ввозили в зал, то случайно стукнули его о притолоку. Вафельный кораблик, щедро обмазанный бонусной глазурью от кондитера, отвалился, но его успели подхватить, и тут же приклеить обратно. Буквально перед самым открытием, произошла ещё одна неприятность. Штанга центральной стены вырвала казавшиеся надёжными крепления, и увлекла с собой на каменный пол больше дюжины рам, едва не накрывших проект-директора Наталью. Грохот случился весьма впечатляющий, и  глаза Натальи, ещё с полчаса походили на глаза Тоськи Кислицыной в сцене с упавшей сосной³. Возможно, этот бадабум устроил сам Ктулху⁴ в поддержание своего реноме, из-за акварели Флейца с опрометчивым названием «В глубине вод, под Р’льехом, покоится Ктулху, дожидаясь своего часа», и висевшей на этой самой штанге. Поскольку обошлось без человеческих жертв и увечий, событие расценили как знак добрый, следуя старому поверью художников: «Если рама сорвалась, то картина продалась». Тем более что ликвидация последствий инцидента обошлась малым ущербом -  вместо стекла в рамах  был пластик.

«Чертог сиял, гремели хором, певцы при звуке флейт и лир. Царица голосом и взором, свой пышный оживляла пир»… Конечно, на мероприятиях такого размаха, цариц бывает достаточно, да и принцесс то же хватает.  В иные времена Флейц расцеловался бы с ними со всеми, да ещё и не по одному разу, собрав на себя килограмм помады, но с возрастом стал скромней, если не сказать - ленивее. А потому он мог спокойно остаться в своей берлоге: пить текилу, швырять банановой кожурой в потолок, и слезливо распевать арию Неморино из «Любовного напитка» Доницетти, до тех пор, пока не заявятся соседи с нотой протеста. Хотя, обещанное присутствие Ольги на вернисаже, привлекало больше, чем унылая повседневность.

Облокотившись на чёрный рояль, Флейц смотрел, как наполняется публикой многоуровневый зал, встречая гостей светом замысловатых постмодернистских люстр, которые одновременно походили своими формами на велосипеды и скрюченных подагрой китайских драконов. В белом костюме, с аккуратно подстриженной бородой и выпрямленными плечами, он совсем не напоминал обсыпанного пеплом старца, коим пребывал в последнее время.  Вокруг порхали длинноногие девушки в больших бумажных конвертах вместо платьев, и предлагали краски всем желающим порисовать прямо на них. Анархист Гриндер, успевший хлебнуть своей домашней «гриндеровки», щедро бросал с балкона самодельные конфетти, нарезанные из  собственных акварелей. Приглашённая джаз-банда лениво наигрывала «Атласную куклу» Дюка Эллингтона. Раздавая автографы, Флейц не заметил, как вошла Ольга в сопровождении группы барышень из секты «Сёстры отечественной акварели». Юные сектантки шумно хлопали густо накрашенными ресницами, восторженно наблюдая столичную акварельную тусовку. Ольга была в красно-коралловом платье, фасона цюйцзюй времён династии Хань, и с мехенди⁵ на оба запястья. Сектантки выглядели поскромнее.

Флейц взошёл на подиум, высоко поднял левую руку, привлекая внимание зала. Его монолитный браслет, похожий на рыцарские латы, выскочил из задравшегося рукава, и тут же засверкал вспышками шустрых папарацци. Музыканты опустили смычки, прервав мелодию посередине. Наступила относительная тишина, нарушаемая звуками не отключенных рингтонов мобильных устройств, и автоматным треском разогревшихся зеркалок.

- Братья и Сестры! – торжественно обратился Флейц к присутствующим.

Сегодня он хотел сказать что-нибудь душевное, но привычно понёс пафосную ахинею про божественную суть акварели, и её непостижимую сложность среди всех остальных изобразительных искусств. Про то, что вода – основа жизни, а человек состоит из воды. Что масляные краски водофобны, а значит – чужды естеству.  И если раньше Флейц декларировал эти программные постулаты в состоянии экзальтации Ильича влезшего на броневик, то сейчас его речь была похожа на доклад генсека эпохи застоя. Не то что бы выступление продолжалась долго, но кое-кто начал тихо подрёмывать. Флейц помянул за здравие всех акварелистов: ползающих, прямоходящих, плавающих, и летающих. Почкующихся, яйцекладущих, и живородящих. И даже не забыл твёрдых, жидких, и газообразных, чем окончательно усыпил оставшуюся часть зала, включая анархиста Гриндера.

- Господи! Не введи нас в искушение, но избавь нас от маскинфлюида, а уж от белил, мы как-нибудь сами избавимся, - закончил ритуальную молитву Флейц, внимательно глянув в сторону кучки заволновавшихся оппортунистов. Его настроение несколько поднялось, и он почти с былым задором, воскликнул:

 - Да не иссякнет наш акварельный кураж во веки! Аква Вита!

- Аква Вита, Аква Вита! – нестройным хором поддержали князя проснувшиеся бояре, выискивая глазами официантов, начавших разносить шампанское.

Исполнив, таким образом, свои присутственные обязанности, Флейц сошёл со сцены, попутно прихватив два бокала с пролетающего мимо подноса, и направился к Ольге. Красное и Белое  объединились в единую композицию, правда, ненадолго. Её тут же разрушили волны бесцеремонно набежавших поклонников, унося Флейца и Ольгу, в разные концы выставочного пространства. Однако, невидимый божественный кий, явно подкатывал их в одну лузу, так что им удавалось сталкиваться не только взглядами издалека.

Казавшийся нескончаемым шум вернисажа, постепенно начал затухать, теряясь в звоне пустых бутылок. Флейц склонился к Ольге, и его римский нос завис вопросительным знаком неопределившейся надежды. «Ладно, удовлетворимся памятным сэлфи», - старик Козлодоев⁶ хлебнул коньяку из карманной фляжки, и совсем было успокоился, когда нежданно прозвучал вопрос, сходный с предложением:

- Маэстро, вы давно были в Крыму?

На мгновение стало жарко. В ушах загудели рельсы туннелей Инкермана: поезд из города - героя Ленинграда, прибывал в город-герой Севастополь.

- Ух ты, радость какая! А у нас батареи включили, - всплеснула руками Госпожа Оформитель.

Проводив Ольгу, Флейц не предполагал, чем завершится этот вечер. Перспектива намечалась скромная, однако вместо пива с бананами, к нему снизошло Вдохновение с двумя бокалами батуми-физз⁷ в руках.

В окнах такси двигался Город. Улицы сменяли набережные, набережные перетекали в проспекты, проспекты вливались в площади, а блудный Пегас стучал мокрым копытом по крыше автомобиля. Вдохновение склонилось к художнику, и крепко схватило за кисточку. Художник ещё помнил, что в машине есть шофёр, но уже не воспринимал его одушевлённым предметом. Однако водитель так не считал, и, едва успевая следить за дорогой, вуайристически оглядывался через плечо, пытаясь уловить нюансы аморального шоу.

- Маршрут завершён, - сообщил навигатор.  

- Сколько я вам должен? – спросил художник, глотая воздух, словно только что вытащенная из воды рыба.

- А сколько не жалко, - ехидно ответил навигатор.

Отдышавшись, Флейц рассчитался с таксистом, немного добавил за экстремальные условия вождения, и попытался застегнуть брючный ремень. Но Вдохновение не унималось, выволокло Флейца из машины, и потащило в мастерскую.

Вдохновение исчезло так же неожиданно, как и появилось, оставив сомнения в том, что оно действительно приходило. Флейц заглянул в кошелёк, и задумчиво почесал репу. Одинокая двухтысячная купюра⁸, которую, он, помнится, давал шофёру, лежала на месте.

- Вдохновение приходило? – деловито поинтересовался Голос, - Глянь, не стырило что ни будь? А то вечно кисточки пропадают!

Примечания:

¹Шофар - еврейский ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного. Далее по тексту:

Рош ха-Шана - еврейский Новый год. Празднуется осенью.

 Слово "гой" - многозначно. В данном случае содержится намёк на "гоя" (нееврея), облечённый в русскую былинную форму.

²Парусный кораблик, сходный с флюгером Адмиралтейства – логотип Общества аварелистов СПб.

³"ещё с полчаса походили на глаза Тоськи Кислицыной в сцене с упавшей сосной" - Намёк на сцену из известного фильма "Девчата".

⁴Ктулху (англ. Cthulhu) — это вымышленное морское чудовище, созданное американским писателем Говардом Филлипсом Лавкрафтом. Название картины Флейца, «В глубине вод, под Р’льехом, покоится Ктулху, дожидаясь своего часа», есть перевод с английского строчки из текста Лавкрафта.

⁵Мехенди - роспись по телу хной.

⁶Старик Козлодоев – бабник и пройдоха,  герой  одноименной песни Бориса Гребенщикова.

⁷Батуми-физз - коктейль на основе чачи.

⁸На двухтысячной купюре изображён Крымский мост.

Браслет Флейца

(продолжение )

(в начало)

(к предыдущей части)