Петербург, и его уникальные ансамбли тяготеют к "панорамности". Дань панорамам в изображении Петербурга отдали многие художники, начиная с создания А. Ф. Зубовым в 1716-м году панорамы строящегося Петербурга. Дж. А. Аткинсон и А. Тозелли снимали круговые панорамы города с недостроенной башни Кунсткамеры, а Г.Г. Чернецов – с лесов Александровской колонны. Вспомним и панораму Невского проспекта В. С. Садовникова, в которой художник с удивительной дотошностью изобразил архитектуру проспекта на всём его протяжении. Панорамность Петербурбурга присутствует в работах Н. М. Воробьёва, Л. О. Премацци, П.П. Верещагина, А.К. Беггрова.
Петербургские панорамные виды, помимо восторга и вдохновения, всегда давали мне верный кусок хлеба с тех пор, как начал ими заниматься, а удлинённый формат работ различных размеров стал привычным в изображении города.
Лет двенадцать назад, получил заказ из Москвы, на шесть видов Петербурга, с указанием конкретных объёктов для изображения. Всё знакомо, но требовались квадратные форматы. Знали бы вы те муки, которые я претерпел, впихивая в эти квадратики стрелку Васильевского острова, Дворцовую набережную и т.д. Мельчить было нельзя, предполагалось воспроизведение работ в небольших размерах. Понятное дело, пришлось нещадно всё кромсать и манерничать с первыми планами. Один только Спас встал без проблем, потому как это сооружение чуждо, если не Петербургу, то петербургской архитектуре уж точно. Кстати, позже, уличные торговцы подарили мне набор плакеток с этими картинками. Сказали, что их штампуют в Китае и привозят в Петербург на продажу.
Пик увлечения панорамами случился в 2002 году, когда я написал вид Большой Невы от Троицкого моста до моста Строителей. Это были три листа форматом 28х76, написанные встык. Тон неба и воды, облака, волны, плывущие льдины и архитектура набережных точно соединялись в краях листов. Покупатель хотел было упаковать это сооружение в одну раму, но тогда не нашлось стекла подходящих размеров. Пришлось оформить панораму как триптих. Вряд ли я сейчас подвинусь на подобное, тем более, что появилась возможность покупать рулонную акварельную бумагу до десяти метров в длину.
За двадцать лет работы с городским пейзажем, у меня накопилось много "панорамных" сюжетов, большинство из которых я «повторял»* несколько раз, а для некоторых, число вариантов перевалило за пару сотен. Помимо стремления к совершенствованию исполнения, старался привнести что-то новое в каждый вариант. Некоторые сюжеты от таких «повторов» приобрели «устоявшийся вид», иные находятся в «полурешённом» состоянии. Есть единично-уникальные и просто неисполнено-задуманные. Зрела мысль, поставить, наконец, точку в этой эпопее.
Недавно появилось устойчивое желание заложить единовременную «панорамоподобную» серию, листов на сто, не заморачиваясь с «высоким кунстом». Конечно, 100 - это слишком по-европейски "для такого китайского подвига". Думаю, 99 - самая подходящая цифра.
Заранее не планируя загонять серию в жёсткое исполнительское однообразие, я всё же выбрал единый (46х76), несколько укороченный в пропорциях (против обыкновения) формат. Так же, ограничил колористический строй, собираясь оперировать лишь тональными нюансами и цветовыми акцентами, в зависимости от поставленных задач. Используемая бумага - FONTENAY(300 г/м2).
Изначально не собираюсь менять что либо в сложившихся подходах и технологиях производства, но допускаю возможность экспериментов. Хочу просто писать и получать удовольствие от процесса акварелирования, вне состояния цейтнота, необходимости денег, или желания поддержать свой статус.
А теперь, добро пожаловать в «Панорамы Петербурга. 2009». Название весьма условное, и обозначает дату создания, а не реальность Петербурга 2009-го года. Я бы предпочёл назвать эту серию, «Панорамы, длинною в жизнь…»
Первые восемь листов уже готовы. Выкладывать работы буду по порядку их исполнения.
* понятно, что понятия «копия» и «акварель» несовместимы в большинстве случаев
(картинки кликабельны)
П.1. Адмиралтейская набережная.
Бумага, акварель, 46х76, 2009.
Стандартное начало большинства моих серий панорам. Впрочем, изображённое место находится между Адмиралтейской и Английской набережными. Скорее, это вид Сенатской площади со стороны Невы, даром, что там маячит Медный Всадник. Когда-то пытался сэкономить время производства, в частности, и за счёт Всадника. Но торговцы сказали, что без всадника хуже покупают, пальцем указывать не на кого.
Это один из древнейших моих сюжетов (1990 г.). Правда, «зимним», он стал позже, когда я понял, что самый эффектный снег в акварели – белая бумага. До тех пор, память о суриковском «многоцветии» снега в «Боярыне Морозовой», заставляла меня нещадно пачкать лист. Как-то, акварелиста спросили, почему он больше любит писать зиму? Тот ответил, что краски экономятся.
Режиссура листа датируется 2004-м годом, и не имеет, «реального аналога» по состоянию. Собственно, эта работа, и следующая за ней «Стрелка», были наиболее часто мною повторяемы, ввиду своей относительно невысокой трудозатратности, и коммерческой эффективности на туристическом рынке.
Исаакиевский собор очень сходен с Фудзи. В подражание Хиросиге, мне всегда хотелось написать серию «Тридцать шесть видов Исаакия». Впереди 98 несделанных листов, и понятно, что шедевр Монферрана встретится ещё не раз.
П.2. Стрелка Васильевского Острова.
Б., акв., 46х76, 2009
Саша Чёрный писал: «…Васильевский остров прекрасен, как жаба в манжетах…». Возможно, под манжетами он подразумевал именно Стрелку, выделяющуюся своей удивительной парадностью на фоне остальной части острова. Когда я попадаю на «Ваську», возникает ощущение «другого города». Однако, если присмотреться к самой Стрелке, то под «жабой» можно понимать и здание Биржи, а Ростральные колонны – манжеты, украшающие пандусы-лапы, тянущиеся к Неве. Впрочем, лично мне, творение Тома де Томона больше напоминает сороконожку, оседлавшую скорпиона, даром, что у здания Биржи действительно сорок колонн.
Моё любимое место в детстве. Отец у меня морской офицер, а в здании Биржи располагается Военно-морской музей, куда он меня часто водил, а потом я водил и своего сына.
Этот мотив имел количество модификаций, едва ли не большее, чем П.1. Так же собран из разных вариантов. Удержался в «зимней ипостаси», отчасти потому, что исторически «просто деревья» на стрелке у меня получались плохо. Помню, в «дикие времена», сильно мучался с отражением. Плывущие льдины появились позднее, когда возникла необходимость «растянуть» композицию по высоте. Вообще-то, когда на Неве начинается ледоход, снега на деревьях уже не бывает, по крайней мере, такого.
Сколько я сделал П.1-2 в разных интерпретациях, страшно подумать. Наверное, около полутысячи каждый. Понятно, что эти работы «сложились» до автоматизма. Обычно выполнял их более «панорамистыми» и удлиннёнными. Настал момент оговориться. Мой «некоммерческий» подход к столь «коммерческому» материалу приобрёл «относительность» на первом же листе. Во времена моей наивысшей плодотворности на поприще «видового Петербурга», о «цифре», больших «сканах один-в-один» и высококачественных «принтах» знали плохо, не говоря уж об их использовании. К тому времени, когда всё это стало доступной явью, я уже работал в новом ключе. С меня требовали «старого» и много, а мне оставалось только руками разводить: где ж вы были, хотя бы, лет пять назад. И теперь мне подумалось совместить приятное с полезным. Наиболее выигрышными, в смысле различных размеров воспроизведения, являются «крупноплановые» работы. Что и проявилось в первых двух листах. Растягивание композиции сменилось уплотнительной «застройкой». Из первых пяти листов, которые я показал заинтересованным лицам, именно эти утащили на пробу «сканить и принтовать».
В общем, первые два листа случились довольно ровными, с требуемым балансом между «лихостью» и деталировкой. Перспективной показалась игра на разнице тонов сепии(вода) и «воронежской» чёрной(небо), во второй работе.