(В начало)

(к предыдущей истории)

 

Ипатьевское чаепитие

Был у Володи Емельянова  кипятильник. Лет двадцать был. Володя гордился им несказанно, потому как этот советский водогрей кипятил воду раза в два быстрее, чем его нынешние китайские собратья.

А дело было на пленэре в Ипатьевском монастыре, где мы заселились в недавно евроотремонтированное помещение для будущего музея, которое для нас обставили раскладушками. Несоответствие розеток вынудило Володю, совсем не по-христиански подвергнуть обрезанию крайнюю плоть штепселя кипятильника.

Однажды, припозднившись, в рассуждении чайку попить, я бросил вещи на раскладушку, взял банку, и пошёл в туалет, что бы набрать воды. Евросортир ипатьевского монастыря* встретил меня ярким светом, зеркалами и шелестом кондиционеров. Надо сказать, что появление этого артефакта, произошло от желания епархии монетизировать тогдашний интерес иностранцев к истории российского государства, неотъемлемой частью которой является Ипатьевский монастырь. Интуристы не  способны были воспринимать историю через обычную  отхожую яму, а тем более платить за это деньги.

Так вот. Что меня побудило зайти именно в эту кабинку, из шести на выбор, не знаю до сих пор. Дверь захлопнулась, и мышка оказалась в мышеловке. Кабинки представляли из себя отдельные комнатки, так что, кроме как через глухую дверь, выхода не было. Попытки открыть упрямый замок оказались тщетными. Такую примету цивилизации, как мобильник, я беспечно оставил на раскладушке. Орать  бесполезно, стены толстенные, за ними Михаил Романов, в предчувствии престола, успешно прятался от агрессивно настроенных поляков. Слава Богу, через полчаса забежал наш комиссар, обеспокоенный моей пропажей, и открыл замок снаружи, иначе сидеть бы мне на фаянсовом троне до утра, в ожидании послушницы Аннушки – уборщицы и экскурсовода по совместительству.

Что бы скорей совершить чаепитие, решил воспользоваться кипятильником Емельянова. Стараясь не будить остальных, свет включать не стал, ограничившись экраном мобильника. Вода закипела и начала выплёскиваться из банки. Я потянулся к розетке и кипятильнику одновременно. Уже не помню, что сделал, но  это был точно неверный ход. Раздался громкий хлопок, и, в мгновенном свете, по зелёной стене  размазалось белое облако истёртой в порошок керамики нагревательного элемента.

Сокелейники недовольно заскрипели раскладушками.

Ом! Я подумал о глубокой привязанности Емельяныча к его водогрею, о трепетном отношении отца-настоятеля к новоотремонтированным стенам. Потом трижды прочёл «Отче наш», воздал хвалу Господу за то, что остался цел, и, оставив мысль о чае, отошёл ко сну, покаянно скрипнув раскладушкой.

Утренняя суета нашей художественной братии пробудила меня. Солнечные лучи, падавшие на закрытые веки, перекрыла чья-то тень. Я махнул рукой, но тень не исчезла. Подождал ещё минут пять, и нехотя открыл глаза. Надо мной недвижно навис Емельянов. В руках он держал останки кипятильника. Было понятно, что момент скорби по безвинно усопшему уже прошёл и теперь решается моя судьба.

-Убью,- значимо произнёс Емельянов. Помолчал, прицелился, и добавил, - душу выну.

Я предложил ему свой кипятильник.  Емельянов его принял, правда, не обошлось без замечаний о качестве узкоплёночного ширпотреба.

Стена практически не пострадала, правда, пришлось довольно долго оттирать керамическую пыль, а мелкий скол я закрасил акварелью тут же подобранным, под цвет стен, тоном.

PS: Оказалось, что это был не первый случай с этим замком. Но его поменяли на новый только тогда, когда в ловушку попал интурист.