13. Водный мир

   Водный мир расположен в горах Ливадии. Основу жизни Водного Мира составляют вода, капельницы, и памперсы. Каждому пациенту назначается суточный минимум жидкости: пять литров воды, и одна пол-литровая капельница. Капельницы с хлоридом натрия, предоставляет Минздрав. Негазированную воду «Святой источник» и памперсы XL, продаёт местный ларёк, имеющий монополию в радиусе пяти километров. Грамотный бизнес – залог успеха. Ходокам, приезжающим навестить вынужденных постояльцев Водного Мира, легче купить всё в этом ларьке, чем тащить груз в горы.

   Лето  захлопнулось вместе с дверью первой ялтинской городской больницы. Флейц лежал на носилках вдоль стенки приёмника, куда его только что доставила скорая, и разглядывал прилепившегося к потолку паука, суетливо пеленавшего смиренную мушку.  Бритый на всю голову дежурный врач, орал прямо в ухо:

- Name, Nachname, Vatersname, Alter, Gewicht?

   Речь бритого врача походила на пережёвывание баварского айнтопфа, что мешало сосредоточиться на ответах, а потому,  в процесс допроса вмешалась Ольга. Скинхед тут же щёлкнул шариковой ручкой, как автоматным затвором, и санитары выкатили Флейца в коридор, в виду его информативной бесполезности. Скинхед переключился на Ольгу, продолжая заполнять анкету больничной карты:

- Кем он работает?

- Художником.

- Где  работает?

- На пленэре.

- В какой  должности?

- Пейзажистом.

- Я спрашиваю, где, и кем он работает? – голос скинхеда заметно поменял тональность.

- Нигде. Художник он.

- Нет такой профессии! - складки на затылке скинхеда побагровели, он высунулся в полумрак коридора, и крикнул в сторону Флейца:

- Russisches Schwein, Antworte, wo und von wem arbeitest du?

- Ich bin ein russischer Künstler, - ответил Флейц, с трудом подбирая слова.

Скинхед окончательно приобрёл  цвет спелого томата, швырнул шариковую ручку в угол:

- Scher dich zum Teufel!

  Флейца повезли по бесконечно длинным коридорам больницы. Пол и потолок  скручивались в ленту Мёбиуса, так что колёса носилок то обивали пороги, то пересчитывали притолоки. Звяканье колёс уходило в пространство и возвращалось обратно, чем-то похожим то ли на звон, то ли рычанье: зззигррр. Носилки закатили в заставленное медицинскими приборами помещение с настежь открытыми наружу дверями, за которыми плескалось солнечное море. На пороге дверей сидела Петрольчик, высматривая из-под ладони обшарпанное судёнышко, с большим красным крестом на борту.

    80-футовая госпитальная галера «Неврология», замедлила ход, принимая с лихтеров  на борт очередную партию зигров. Медицинские сестрички умеренно суетились под присмотром обер-саарваера Натальи Васильевны, которая, подперев бока, стояла посередине коридора в белой маске, и смотрела поверх  очков в чёрной оправе, как управляются её цыпочки с новым поступлением.

После капельницы и пригоршни анаприлина, Флейцу показалась, что все плохое уже закончилось, так и не начавшись. В рассуждении перекурить, он двинулся в коридор и даже и успел добраться до наружной двери, но был изловлен медичками, усажен  в инвалидное кресло, и этапирован обратно в палату. Получив обещание, что в случае рецидива, на него будут наложены санкции, вплоть до фиксации и принудительного использования памперсов, Флейц обещал если не лежать, то, хотя бы,  сидеть смирно. Перспектива быть притороченным к койке бинтами, и возможность ходить под себя, вызывала сомнения. Флейц сел на кровать, поджал ноги к подбородку, и оглядел кубрик. У окна лежали два древних зигра,  щедро утыканные катетерами.

    Для одного из них, по виду ровесника первой крымской войны, катетеры уже  явно сипели последнюю фугу Баха. Мехи органа, прямо на глазах замедляли движение, а затем, и вовсе остановились. Лицо новопреставленного старца Флейц не мог наблюдать со своего места,  видел только задранную простыню и выступающие сквозь пергамент кожи рёбра коченеющей лошади. Дугой старец, на вид  ухоженный, как огурчик, то же вызывал сомнения в своём ближайшем светлом будущем. Он совсем не шевелился, хотя, некоторые витальные функции булькали в прозрачных трубочках катетеров. Поодаль, находилась еще одна койка, заполненная мускулистым нациком, обильно татуированным на плечах и предплечьях каролингским минускулом. Что там было начертано, Флейц сам не разобрал, а спросить – постеснялся. Заложив руки за голову,  и скрестив босые ноги, нацик  откровенно скучал.

    Ещё не успели убрать случившегося покойника, подоспел ужин. Нацик несколько оживился, однако испросив меню, выбрал только чай. Флейц ни в коей мере не разделял гастрономические вкусы национал-социализма, но едва попробовав пищу, внутренне согласился с идейным оппонентом. Похоже, «Чистодез» здесь использовали не только для дезинфекции пола, но и для мытья посуды, и даже, как возможную кулинарную приправу против ковида. Это война, Карл, привыкай. Нацик достал из тумбочки банку тушёнки, вскрыл её армейским ножом, и принялся вечерять. Флейц порылся в карманах, нашёл две завалявшихся таблетки глюкозы, и одну положил в рот.

   Вечер Водного Мира не имел очерченных граней с ночью. Галера «Неврология», медленно шевеля вспотевшими вёслами, постепенно отходила ко сну. Дневная жара не собиралась сменяться ночной прохладой. Бутылки с водой стремительно пустели, наполняя памперсы отработанной влагой. Греческие боги и герои античности, совершали вечерний променад по центральному коридору. Здесь присутствовали: Аполлон, выгуливающий свежий подгузник, Ахиллес на ходунках, прозванный Кузнечиком, две нереиды в коктейльных туниках, и пара сатиров, во всём своём откровении. Остальные - лежали по палатам.

Вечерний парад-алле завершался появлением обер-саарваера Натальи Васильевны, проводящей инспекцию вверенного ей хозяйства, в окружении своих воробушков. Подобно мифическому Аргусу, она всё видела и замечала, даже сквозь стены:

- Так, третья палата – пациент на полу. Четвёртая – куча мусора в туалете. В пятой, у пациента слева, полный мочеприёмник…

- Да только что меняли!

-Не говорила, если бы не  видела!

   Воробушки стремительно разлетались по кубрикам исправлять оплошности и ликвидировать недостатки. Убрали и покойника. Свалили как куль, на носилки и прикрыли рогожей. Когда носилки катили мимо Флейца, он смог разглядеть лицо мертвеца, очень похожее на плетёную из крупной бересты, маску. На мгновение послышался холодящий вой сопелок и рожков, а по стенам запрыгали пугающие тени рогатых скоморохов.

   В разных концах длинного коридора джемовали буйные зигры, изощряясь в сквернословии, и изливая на соседей неумытую седативом  душу. Их не стройный хор мог длиться до полуночи, поддерживаемый воем гиеновидных котов, собравшихся перед окнами. Последним всегда замолкал Король Лир из четвёртой палаты, со своим рассказом про сто прыжков с парашютом и  трёх дочках, которые ищут его, но обязательно найдут. Это был даже  не рассказ, сто двухлетний прадед реально читал рэп, накладывая на чёткий ритм факты собственной биографии. А рефрен, столь ёмко раскрывающий тему «Lose yourself», мог бы вштырить даже Эминема, и убедить его отдать дедушке свою Грэмми:

« Где я? Кто я, что я, и кому я, нахрен нужен? Испания, Валенсия, Алушта – родина моя. Как поср@ть? Помогите!»

   Более проникновенного рэпа, Флейц, до сей поры, ещё не встречал. Услышав последнюю фразу эМ-Си Лира, пробегавшая по коридору обер-саарваер Наталья Васильевна, мимоходом пообещала вставить Королю клизму, но обещание так и не выполнила, однако прислала, на всякий случай дежурного Али. Оказалось, Король и без клизмы справился с дефекацией, и Али оставалось только сменить ему памперс.

   Прослушав выступление дедушки, гиеновидные коты перестали скрести подоконники открытых нараспашку окон, и побежали в сторону морга, который, как указано в путеводителях, работал круглосуточно.

   Все, наконец,  смолкло. Только едва слышно гудела вентиляция, и всхлипывали стены голосами прежних пациентов. Медсёстры перестали топать по коридору, и затаилась в своей каморке. Флейц решился курнуть в окно. Он определил с помощью пламени  зажигалки направление потока воздуха - сквозило со стороны коридора. Затем разломил сигарету пополам, отчасти из экономии, отчасти для сокращения процесса, и прикурил. Оборвыша хватило на три затяжки, и сейчас, этого было более чем достаточно. Пора было заканчивать бесконечный день. Флейц немного поворочался, и заснул под сирену скорой помощи, пробиравшейся вместе с ним сегодня через пробки на Севастопольском шоссе. Вершины придорожных кипарисов заглядывали в прозрачный люк автомобиля, а прохудившаяся капельница, отчаянно болталась под потолком, орошая жёлтыми слезами живот лежащего Флейца, и колени Петрольчика, которая сидела рядом.

***

Проснулся Флейц от стука копыт в коридоре, под аккомпанемент негромкой бурчалки по-татарски, в стиле Винни-Пуха. Только Али мог так четвероного ходить, затейливо переступая кроксами с пятки на носок. Раннее солнце уже заглядывало сквозь жалюзи окон, раскрашивая линейным узором тумбочки, кровати, и ещё спящих зигров.

Принято считать, что ночь – время вампиров. У Водного мира своя свадьба. Вампиры молча приходили с утра, сосали из вен кровь, будто бы для анализов, и молча уходили. За что их и прозвали молчунами. Сегодня, рано проснувшийся нацик, который с нетерпением ожидал выписки,  спросил пришедшего молчуна:

- Простите, кхм, уважаемый. Вы случайно не в курсе, обход сегодня будет?

- Всё когда-нибудь будет, - кратко ответил вампир, вглядываясь в донышко ещё пустой пробирки.

До завтрака было ещё время, и Флейц мастерил отмычку из канцелярского ножа, найденного в шкафу палаты, намереваясь выбраться наружу – покурить. Дело в том, что из-за короноящура, пациентов перестали выпускать на улицу, и перевели больницу в режим Алькатраса. Рыжеволосая Женечка, разносила утренние колёса. Девчонка была мелкая, но мощная как трактор «Комацу». Она в одиночку ворочала девяносто килограммовые туши недвижных зигров, и меняла памперсы с ловкостью Гарри Гудини.  Конечно, другие санитарки старались от неё не отставать, хотя не были такими квадрокоптерами, как Женечка. Но она могла всё делать молча, не применяя магических слов и выражний, которые были в ходу у остальных. Недавно, Флейц сам наблюдал следующую картину. Девочка-дюймовочка, в очках по самый подбородок, и с хвостиком, выглядывающим из-под белого колпачка, тщетно старается перевернуть безразмерного зигра, уговаривая его при этом:

- Дедушка, поворачивайтесь. Ну, поворачивайтесь же, пожалуйста!

 А дедушка, обкаченный  лекарствами до полной несознанки,  лежит донным якорем. Наконец, приняв к сведению невыполнимость затеи ручным способом, Гермиона  берёт тетрадку-конспект, и найдя нужное заклинание, несмело произносит:

- Поворачивайся, зараза!

Тело дедушки приходит в движение. Дюймовочка, ободрённая успехом, добавляет в голосе, и начинает импровизировать:

- Паварачивайся, бл@ть!! Кому сказала!?

Результат на лицо: дедушка начинает левитировать, выполняя боевой разворот для замены памперса.

На завтрак Флейц взял только куриное яйцо, хлеб, и печеньки, в надежде продержаться до обеда, когда Петрольчик привезет несравненно более съедобную пищу. Печеньки оказались пригодными к употреблению, равно как и яйцо, хотя оно вызывало некоторые сомнения. А вот хлеб, был подчистую скормлен налетевшим сизым археоптериксам, которые, видимо, адаптировались ко вкусу «Чистодеза». Поутру, гиеновидных котов ещё не было видно. Они появлялись под окнами только к обеду, когда выкидывали что-нибудь  мясное, ну и к вечеру, когда вывозили покойников. Геноссе, пришедшие проведать нацика, через окно передали ему сумку с продуктами, так что он теперь не бедствовал. А невмерущего дедушку, санитарки накормили через трубочку тёртым яблоком. Ещё до капельниц, Флейц успел опробовать отмычку, однако безуспешно. Расслабившись под животворящим раствором, Флейц признал эксперимент с отмычкой неудавшимся, и задумал связать памперсы в лестницу. Открытое окно палаты, располагавшейся на первом этаже, манило свободой, хотя, было достаточно высоко над землёй.

***

На первом посту раздался телефонный звонок. В пустом коридоре послышались голоса, шум приближающихся шагов, и звяканье колёс носилок. «Поступление», - догадался Флейц, и вздохнул, - «только бы не к нам». На недавно освободившуюся, четвёртую кровать,  дежурные санитары опустили новое тело. Потоптались немного, и положили рядом с ним одинокую сандалию, видимо, этому телу принадлежащую. Из-за чего Флейц тут же окрестил новичка Путидамо, тем более что у него имелась борода.

Путидамо походил  на Карлсона, неудачно слетевшего с небоскрёба прямо под колёса скорого поезда, всем своим вывернутым наизнанку, телом показывая, что его место не здесь, а в реанимации. Даже бывалые санитарки, глядя на его скрученные пропеллером колени и прокрытые некротическими струпьями ноги, качали головами, и шептались между собой: «не приведи Господи, даже увидеть такое!» Новичок находился в некотором сознании, а после капельницы, почти совсем очнулся, и на вопрос, про  самочувствие, ответил: «Лучше не бывает». Гм, куда уж лучше…

В дверном проеме материализовался хирург – татарин. То, что он  татарин, было и так видно, а  что хирург – было написано бейдже. «Званый  хирург хуже …» - Флейц толерантно запнулся, не зная продолжения. Татарин, не отрывая откровенно хищного взгляда от новичка, зигзагами продвигался к его койке, так что подсматривающие за доктором гиеновидные коты, начали проявлять некоторое беспокойство, по поводу судьбы своей законной добычи, поскольку разбирались в диагнозах не многим хуже врачей. За котами подтянулся и остальной консилиум. Судили-рядили не долго, и решили оставить несчастного здесь, клятвенно обещая забрать его в хирургию. Ну, блин, как всегда, по возможности. Коты  дружно выпали в сарказм, и Флейц начал догадываться, что отделение Неврологии - странноприимный дом, хотя, быть может, поневоле.

Путидамо оказался одарённым эскапистом: всякий раз, когда его привязывали бинтами к кровати, он, в скором времени, оказывался на полу. Устав с ним возится, санитары соорудили на его кровати фиксирующее устройство из подручных стульев, с которым он не смог справиться. После чего Путидамо повернулся к стене, и больше не отрывал от неё глаз, даже вовремя сна и кормления. Глядя на него, Флейц так же пытался некоторое время созерцать стену, но, кроме облезшей краски, и Шаолиньского монастыря, ничего там не увидел.

Санкт-Петербург – Алушта – Анталия – Новгород – Санкт-Петербург

2018 – 2021

(в начало)

(к предыдущей части)