(в начало)

Часть 2. Жизнь, смерть, и куры

         В Башанте поговаривали, что Марк Шагал написал свой первый вариант «Прогулки», именно с Петра и Моти Кугультиновых. Но что-то тогда не заладилось с национальным сознанием, и ему пришлось переписать этот холст. Что до меня, то я искренне об этом жалею. Я не застал их молодыми, но отблески вечной юности, читал в их глазах и тогда, когда им было уже за 90-то. Пётр, огромный калмык, более двух метров ростом, что само по себе редкость, а для калмыков – тем более, до крещения, имел имя Санжи. На крещении настояла его русская жена Мотя, хотя и взяла фамилию мужа. Понятно, что родственники ни с той, ни с другой стороны всё одно это не приняли. Я живо представляю, как мог свободно этот брутальный азиат вращать вокруг себя на руке прекрасную женщину, размером с Кайли Миноуг. Такое не только Шагала бы впечатлило.

         Кугультиновы, жили на Сальской 9. Двор их, огороженный плотным заборчиком, скрывал низенькую, длинную полуземлянку, крытую донельзя замшелой черепицей. Огромные, поросшие мохом, раскидистые акации, едва пропускали даже самые яркие солнечные лучи, задолго предвосхищая «Аватар» Кэмерона. В этом замкнутом 3D пространстве, ограниченном верхушками деревьев, заборами и землёй, свободно обитали куры.  Кур было много. Вечером, эта полудикая стая, начинала быть очень похожей на икранов с планеты Пандора.  С шелестом промышленных вентиляторов, куры взлетали ночевать на реликтовые акации, забираясь высоко уже с первого подъёма.  А угольно-чёрный петух достигал вершины самого высокого дерева с одного взлёта. Похоже, дед Петро и баба Мотя, их и в пищу не употребляли, а то, и вообще, не обращали внимания. У них даже курятник отсутствовал. Меня удивляло, что при своих лётных возможностях, куры Кугультиновых могли преодолеть любой забор. Но, на моей памяти, только чёрный, и только один раз сделал это, что бы надрать холку нашему белому петуху. Может белый, что-то сказал совсем обидное, думая, что сетка-рабица его защитит, а может и глаз положил на какую-то из чёрных… Я наблюдал за этим боем, и не пытался вмешаться. Надеялся, что всё само как-нибудь образуется. Так и вышло. Чёрный мастер довольствовался победой по очкам, хотя мог бы сделать иккэн-хисацу. Белый понял не только превосходство Чёрного мастера в технике, но и его благородство в вопросах рукопашного боя. Правда, потом  дня два конфузился от своего несовершенства, и прятался в курятнике. В конце концов, наши куры его успокоили, свой, всё-таки, жалко!

         Когда дневные хлопоты маленького городка, более похожего на деревню, подходили к концу, «на лавочку» выходила чета Кугультиновых. Дед Петро садился, широко расставлял ноги, чтоб не мешал огромный живот, и неспешно раскуривал свою кривую бриаровую трубку. Трубка была фигурная, с Мефистофелем, что немало привлекало мелкую детвору. Некоторые, кто по смелее, даже взбирались деду на колени, что бы потрогать дымящуюся голову чёрта. Появление Петра с трубкой означало первый звонок к началу посиделок. Второй звонок – баба Мотя, миниатюрная старушка, с рябым, как перепелиное яйцо, личиком, чудом сохранившая следы прежней красоты. Она выходила немного позже, и садилась рядышком с мужем. Глядя на них, невольно хотелось процитировать: «Ночевала тучка золотая, на груди утёса-великана».

         С этого момента, в ближних дворах начинали хлопать калитки – соседи подтягивались. Многие несли с собой табуретки, зная, что будет аншлаг, и одной стационарной лавочки точно не хватит.

       Надо сказать, что лавочка Кугультиновых являлась центром вечерней светской жизни для едва ли не половины населения Сальской улицы. Что тому причиной? Возможность найти свободные уши и подставить свои взамен? Детские концерты и постановки, которые самодеятельно организовывались и представлялись почтенному собранию? Или талант разговорного жанра деда Петра? Последнее, точно можно не рассматривать. За весь вечер, Дед Петро мог и слова не произнести, поскольку был глуховат, и не знаю, слышал ли вообще, что говорят другие. Он просто сидел возвышаясь над всеми, с прямой спиной и полуулыбкой Будды, создавая собой ярко выраженный центр общей композиции. Дым его трубки разгонял комаров, желающих поужинать… Кстати, то же причина.

         Конечно, дело не в одном, а во всей совокупности смыслов, взаимосвязанных, и не очень.  Это близко к тому, что бы рассуждать о секрете популярности  Фейсбука, хотя и в масштабе одной сельской лавочки.

Пётр и Мотя умерли в один день, и, возможно, в один час. Мне довелось зайти к ним прощаться в их полуземлянку. Запомнились железные остановившиеся ходики, с застрявшей, в полуоткрытой дверце, кукушкой. А что стало с курами – не знаю. Я тогда уже там не существовал.

(читать дальше)