Андрейка  и Ринго

  Вопрос: «Сколько Битлов?». Ответ: «Три!.. и Ринго.»

В школьном ВИА под названием «Ноктюрн», я стучал в барабаны. Ещё продолжались времена генсеков и железного занавеса. Даже соцлагерь, казался нам другой планетой, куда не всякий мог попасть,  уж, не говоря о капстранах. Но, больше всего вставлял Берлин. С восточной его части, с телебашни, можно было наблюдать в упор, звериное лицо капитализма. По вечерам, оно подмигивало востоку яркими звёздами мерседеса, и корчило рожи неоном кока-колы и левайса.

Неким образом, повезло нашему «Ноктюрну» поехать летом на гастроли в восточную Германию с «Поездом Дружбы». Шёл 1978 год. Мне исполнилось шестнадцать, Пинк Флойд только собирался записать альбом «The Wall», и Берлинская стена стояла нерушимо.

Какое-то время мы жили в молодёжном лагере, в котором гостили практически все сокамерники по социализму.  Пшеки и чехи обходили нас стороной, мадьяры и юги относились к нам индифферентно, а вот с немцами, оказалось много проще. Мне – уж точно. В первую минуту встречи, мы с Андреа посмотрели друг на  друга, и уже не расставались до самого конца моего пребывания в ГДР.

Андреа была на год младше. Стройная, русоволосая девушка, с лёгкой косинкой, которая придавала её взгляду, неотразимую интригу. К тому же, она говорила на певучем саксонском диалекте, который так отличается от гортанной немецкой классики. Хотя, лингвисты утверждают, что саксонскский – самый, что ни наесть германский, а имперская грубость появилась не так уж давно. Имя Андреа, мне нравилось, но про себя, называл её просто Андрейкой.

Концертов у нашего  ансамбля было много, и большая их часть приходилась на ограниченный контингент советских войск, расположенный в Восточной Германии, от границы до границы.  Как-то, мы выступали даже в танковом полку. Обычно, наших немецких переводчиц, в воинские части не допускали. Но тут, вмешался случай, и девчонки оказались в зале. Вместо привычного репертуара, про «вместе весело шагать» и «маленький кораблик», им  довелось выслушать  наш патриотический цикл, включая сожжённую врагами, родную хату. А кода мы грянули: «Едут- едут по Берлину, наши казаки!», девчонки просто вжались в кресла, и немного успокоились только на шуточной песне, где я исполнял роль солдата, который, постоянно ронял фуражку, глядя на шпили готических церквей.  Скажу скромно: зрители были в восторге, и я начал подозревать, что актёрские способности, выше моих музыкальных талантов.

Советскими воинскими частями наши выступления не ограничивались. Мы, также выступали в маленьких городках Саксонии.  Долго не могли привыкнуть  к свисту в зале. Оказалось, местная молодёжь считала свист превыше аплодисментов. По крайней мере, нас в этом почти убедили.

Из-за бурной концертной деятельности,  часто приходилось поздно возвращаться. Однажды приехали почти за полночь. И так устали как собаки, а надо ещё разгружать аппаратуру. Кухня, у меня  имелась обширная: бас-барабан, ритм, том, переходники, и ещё железо: хай-хэт, тарелки, стойки. В одних руках не донесёшь.

Автобус остановился у шлагбаума лагеря, за которым неожиданно, стояли человек десять румяных Гретхен, в синих рубашках FDJ*. Немочки подбежали к автобусу, и, не обращая внимания на остальную технику, похватали все части моей  ударной установки.

Андреа взяла самое ценное - ритм-барабан.  Штефи несла  переходники, Сабина и Клаудиа – бас,  Эрика - том, остальные – железо. А мне оставили только барабанные палочки, но только потому, что я их не отдал. В результате, я шёл как товарищ Сухов, впереди коллектива освобождённых женщин востока. Джон, Джордж и Пол, чертыхаясь, выгружали из автобуса усилители и колонки, искоса поглядывая нам в след.  Есть у меня догадка, что ночное шоу по переноске барабанов, организовала   Андрейка.

Когда гастроли закончились, Андрейка предложила  пожить у неё в семье, в Дрездене. Это было предусмотрено проектом «Поезда Дружбы», однако, требовало согласования. Для нас, всё решилось благополучно.

Мы приехали в Дрезден. Андреа, открыла дверь парадной, и пропустила меня  вперёд. То что я увидел за дверью, реально  озадачило. На ступеньках лестницы** сидели немецкие парни, и в упор смотрели на русского Ивана по имени Константин. Будто, они только меня и ждали. Я оглянулся.  Андреа стояла за спиной, и улыбалась. После наших поцелуев под луной, в горах Саксонии, я не ожидал такой подставы. Расправил плечи, и двинулся на толпу, в предчувствии Сталинграда, или, как минимум, международного конфликта. Гансы, даже не подумали подвинуться. Андрейка хихикнула,  взяла меня за руку, и указала на ближайшую квартиру рядом с той лестницей, которую я собрался брать штурмом. В отличие от Гансов, я ж не знал, что она живёт на первом этаже!  Когда Адрейка открыла дверь квартиры, любопытство Гансов закончилось, они слезли  с насеста и удалились. Был ли среди них Андрейкин прежний бойфренд, мне осталось неведомым. Навязчивые смотрины завершились без проблем. Андрейка не исчезла, по морде я не получил, и ни кто больше в подъезде нас не караулил.

Дрезден мне понравился. Порой казалось, что я не выезжал из Ленинграда. Только трамвайчики другие. И Эльба не похожа на Неву. И Цвингер имел мало сходства с Эрмитажем.  И ещё одно отличие. В центре города встречались развалины, поросшие высокой травой, которые были аккуратно обнесены низкой чёрной оградкой. Это были следы тотальной бомбёжки союзников, в феврале  1945 года.

Из всех музеев, меня больше всего интересовала легендарная галерея  «Альте Мейстер». Понятно, ленинградца трудно удивить картинами. Хотя, количество рубенсовского  мяса, просто зашкаливало, даже, по сравнению с Эрмитажем. Мне показалось, что Андрейке, Элвис Пресли и Крис  Норман нравились больше чем Джорджоне и Рафаэль. Тем не менее, она добросовестно ходила со мной по залам.

Из немецких слов, я твёрдо знал только «шпацирен»***, если не считать фраз, почерпнутых из советских военных фильмов. У Андрейки, с русским, дела обстояли не лучше. А английский мы с ней знали взаимно плохо. Однако, языковой барьер, совсем не мешал нам целоваться, потому как, говорить при этом не обязательно. Её родители, наши нежности старались не замечать.  За месяц, мы успели так спеться, что без слёз расставания не обошлось.

Когда я собирался к отъезду, Манфред, отец Андрейки, глядя на мокрые глаза дочери, сказал мне:

- Забирай её с собой. Дам тебе дрель, насверли дырок в чемодане, чтобы дышать ей было легче.

Манфред хорошо говорил по-русски, но я не сразу понял, что он шутит.  Андрейку успокаивали валерьянкой, а меня развезло позже,  уже в автобусе.  Пытался сдержаться, но получилось только хуже.

Некоторое время, мы с Андреа переписывались, и даже строили какие-то планы, которые граничили с полётом на Марс.  Она отвечала по-русски, видимо, Манфред помогал. Потом, всё завяло. По молодости - горе горькое, долгим, не бывает.

В 1979-ом году я окончил школу, а Пинк Флойд выпустил  свой эпохальный альбом.  Берлинская стена рухнула через 11 лет. За этот срок, я окончил институт и женился. Много позже, когда появился интернет, я пробовал найти Андреа. Зачем не знаю. Наверное, из праздного интереса. Но, её  тогдашний почтовый адрес, до сих пор помню:

DDR, Andrea Ulrich, Dresden, 8030, Richard-Rösch-Straße 18

На Гугл-картах, Андрейкин  дом ещё стоит. Такой же аккуратный, с цветами на балконах, как сорок  лет назад.

______________________________

*FDJ (Freie Deutsche Jugend) - Союз свободной немецкой молодёжи. Коммунистическая молодёжная организация Германии.

**Надо сказать, что в те времена, у нас, в Ленинграде, на ступеньках подъездов, могла сидеть только шпана, со всеми вытекающими  последствиями.

*** spazieren (нем) – гулять.