(в начало)

…Парадокс. К религии я пришёл через таких «богоборцев», как Ем. Ярославский и Зенон Косидовский.
Ученики принесли Евангелие, большую, по тем временам, редкость.
Таскал его с собой постоянно, читал даже на ходу. Доходило до курьёзов. На улице передо мной расступилась группа девиц со словами: «Пастор идёт!»…

Находился в каком-то особом, «плывущем» состоянии. Появилось ощущение грядущей перемены.
И тогда и сейчас, не сомневался и не сомневаюсь в наличии прямой связи этого «просветления» с дальнейшими событиями.

Названия уже не помню. Бумага, гуашь, 40х30, 1989
одна из последних работ доакварельного периода.
_________________________________________________

Неожиданно мне предложили участвовать в ленинградской телепередаче «Крыша». Произошло это с подачи моего друга, Лёши Макрецкого, с которым мы познакомились на первом курсе Политеха. Был снят сюжет минут на тридцать (времени тогда не жалели), который строился на двойственности «математик- художник». На съёмках очень помогли мне ученики. Без всякой "дрессуры" они выдавали такое, что потом мне говорили: "...ребята подставные, таких в ПТУ быть не может по определению". (Это была моя любимая группа.) Показали и картины. ( см. здесь. папка "приват", пароль 321

Помню, в конце передачи, ведущий меня спросил: "А кем ты сам хочешь быть, преподавателем математики, или художником?" Я ответил, что художником, не сомневаясь, что так оно и будет.

Анонс телепрограммы. 1989
___________________________________________

Каналов в те времена было немного, да и передача пользовалась популярностью.
На следующий день в ПТУ «оборвали» телефон, а меня ещё дня три узнавали на улице.
Сразу предложили участие в выставке, где случилась возможность продать «Лестницу» и «Покериста». Не сошлись в цене. Вскоре была ещё одна выставка.
Помню фразу искусствоведа:

«…а не хотел бы ты поучиться? Только не показывай (при поступлении), что делаешь, переучивать тебя никто не захочет...»

Из всех последовавших после передачи событий, самым ценным оказалось получение мастерской от одного из существовавших тогда Молодёжных культурных центров. Оплаты не требовали. Но посоветовали найти себе напарника. Предполагались оформительские услуги для МКЦ. (В действительности же, за год пребывания в мастерской, был заказан только один стенд.)
И тут я вспомнил о встрече четырёхлетней давности, которая произошла так же в Политехе.
Случилось так, что на военной кафедре переиграли и обещанный мне заказ, достался студенту Репинского училища. Его звали Володя Иванович. Мы познакомились.
С тех пор не встречались, но я решился позвонить. Володя согласился составить мне компанию...

…Мастерская представляла собой большой холл, две комнаты и кладовку. Присутствовали телефон, и цветной телевизор. Правда, за водой надо было спускаться этажом ниже, но это нас явно не огорчало.
Я просто ошалел. Захотелось бросить преподавание. Но как зарабатывать деньги?
«Да неужели ты такого не сможешь?»,- спросил Володя и показал свои небольшие акварели с городскими видами. Я молчал, картинки его, показались чудом.

Система «зарабатывания» сводилась к следующему. Надо было делать виды Ленинграда, оформлять их в паспарту, паковать в готовые железные рамы со стеклом и отдавать их на Невский, торговцам. Те, в свою очередь, предлагали работы туристам, понятно, не советским. Подобная торговля была незаконной, милиция периодически отлавливала торговцев и сажала их в «обезъянники», часто с конфискацией товара. Иностранцы расплачивались валютой. Обмен валюты осуществляли «мажоры», которые рисковали ещё больше. За сам факт обмена можно было схлопотать серьёзный срок, тут парой часов обезъянника не отделаться. Тем не менее бизнес оказался выгодным, особенно учитывая разницу между "официальным" и "чёрнорыночным" курсами рубля по отношению к мировым валютам.
Кто первый стал «фарцевать» акварелью, я не знаю, но времена были подходящие. Горбачёв открыл консервную банку под названием СССР и к нам хлынули все, кому не лень, за неизведанным. Понятно, такие города, как Москва и Ленинград, более всего привлекали иностранцев. Сувенирной продукции в стране было явно мало, а уж про её разнообразие и говорить не приходилось. "Уличные художники", в этом смысле, были весьма востребованы.

Мой опыт в акварели, по большому счёту, сводился к юмористической серии  про политеховских студенток. Фоновые заливки мне удавались плохо, приходилось обходиться без них. А практики воплощения архитектуры и пейзажа совсем не было.
Володя повёл меня в промтоварный магазин где мы приобрели вёдра и валики. Денег у меня было в обрез и он купил мне тапочки для комфортного пребывания в мастерской.

Состоялся мастеркласс. Володя намочил чертёжку (40х60). Легко и непринуждённо управляясь «пятнашкой», приговаривал:
«…Вот это у нас, якобы, небо…это, как-бы, вода… А это Петропавловка!»
Вертикальный взмах кисти, и шпиль колокольни пронзил питерские облака.
Я был сражён скоростью и точностью исполнения.
Это был мой первый и единственный урок акварели.
Конечно, Володя и дальше помогал советами, но помощь, носила уже подсобный характер.
Мне в Петербурге нравилось всё. Володя объяснил, что, в смысле продаж, есть «основные» объекты в городе, и «второстепенные».
Сюжеты берутся с открыток и фотографий. Фотоаппарата у меня не было, да и долгое тогда это было дело. Печатной продукцией государство то же не баловало. Так что разнообразить свой «багаж» новыми сюжетами приходилось и зарисовками с натуры.
Первые две городские акварели дались с трудом, потратил на каждую по вечеру. Помню, акварель слушалась плохо...

(продолжение)