Город, которого нет

Город, которого нет. Бумага ARCHES Grain Fin 300 г/м², акварель, 56х76, 2002 г. Коллекция Е. Бредихина

До сих пор я писал город архитектурой, пусть и доходившей до значительного обобщения. В 2002 году, в голову пришёл сюжет, который как-то незаметно вынес архитектуру за скобки. Началось, пожалуй, с небольшой работы «Дождь» того же года. Или с давних воспоминаний жены, когда она стояла на остановке у больницы, в которой лежал наш маленький сын. А может с того дождливого дня, когда я вёз на машине Абрама Григорьевича Раскина* по проспекту Обуховской обороны.

Так или иначе, этот мотив воплотился в небольшую акварель (48х32), после которой я решил заложить полноразмерный лист. На следующий день решил опробовать дорогучий ARCHES (640 г/м², 56х76), доставшийся мне со скидкой, из за испачканного края. Толстая бумага просто «съедала» краску. Путного, на мой взгляд, ничего не вышло, но что-то засветилось в этой «корявой» акварели. С ней, несколько позже, случился казус. Как я уже говорил, имею привычку писать на обратных сторонах неудавшихся акварелей. Этот лист постигла та же участь. На обороте написал другую работу - «Сердце города», где, так же присутствует троллейбус. В те времена, «Сердце города» («Невский проспект») явилась для меня прорывом, в смысле степени обобщения и совершенствования новой, нарождавшейся техники. На выставкоме в СХ, куда я принёс «Сердце», кто-то, заинтересовавшись бумагой, посмотрел на задник. Мне предложили экспонировать обе стороны.

Далее был следующий эскиз:

Этот «весёленький» вариант послужил основой для «Жёлтого троллейбуса» (ARCHES 640 г/м²,56х76,), позже нашедший своего владельца. На этот раз учёл особенности бумаги, и работа получилась весьма сносной. Следующим был ещё один лист, в котором проявилась найденная ещё в «Мелодиях Петербурга», гамма. Ни один из вышеперечисленных вариантов меня не устроил. Потому, попробовал ещё один, с предварительным градиентным тонированием:

Лист получился грязноватым,  перегруженным, и, по-моему, излишне апокалиптичным. Охота – пуще неволи, и я написал ещё версию, которую заставил себя считать последней. Работа над картиной длилась шесть дней подряд (лист в день). Помню, эту неделю я находился в изрядном напряжении. Впечатлился на столько, что написал рассказ по следам содеянного. Предполагалось подробно иллюстрировать его фотографиями. «Цифры» тогда не было, и с фотографированием я затянул. Опомнился, когда часть материала была уже продана, а тот рассказ потерял актуальность.

* весьма титулованный искусствовед, и замечательнейший человек. В частности, по собственному желанию, написавший статью к моей первой персональной выставке в 1998-м году.