Емельяныч

***

В своих рассказах, я часто упоминаю Володю Емельянова, вместе с которым, часто ездил на дальние пленэры. Надо сказать, что он, в прямом смысле слова, мне в отцы годится.  Не смотря на разницу в возрасте, в поездках, мы всегда были - не разлей вода. Он, не только умел слушать меня, но и мог рассказывать сам. Тем более, ему было о чём поведать, с его-то опытом.

Во времена развитого социализма, Северодвинск служил жупелом для пугливых детей капитала, а наши советские художники, наоборот, любили туда ездить  за патриотическими темами. Побывал там и Емельянов с творческой командировкой. Вдоволь нарисовавшись  пастелью подводных атомных монстров, Емельяныч задумал посмотреть на местный мир с высоты полёта гагары. Для чего пришлось  долго уламывать знакомых вертолётчиков. Ни за какие плюшки они не соглашались, пока Володя не предложил их опортретить. Это им показалось круче, чем бутылка армянского на каждого. Не устояв перед соблазном остаться в анналах советской графики, пилоты решились на должностное преступление.

По последующему сговору, Емельяныч тайно проник на территорию аэродрома, и оказался в боевом вертолёте.

- Сиди здесь – штурман кивнул на узкую скамейку вдоль борта.

Винтокрыл казался ещё более впечатляющим внутри, чем снаружи. Посередине  его китового брюха, почти упираясь в борта, лежало нечто сходное с окуклившимся Змеем Горынычем. Володя протиснулся вдоль этой неведомой болванки, и сел на указанное место. Где-то далеко вверху, обосновались пилоты в ослепительно белых шлемах.

После взлёта, всё интересное в иллюминаторе быстро закончилось, осталась только серая муть облаков. Володя потомился с полчаса, подумал, что про него забыли, и решил напомниться о себе. Из трюма в кабину вела металлическая лестница. Поднявшись вровень с палубой кабины, он передумал двигаться дальше, боясь помешать активно занятым пилотам. Неожиданно вертолёт подбросило так, что  Емельяныч едва успел ухватиться за лестницу.

Через  драповое пальто фабрики «Большевичка», сильно потянуло холодом. Емельяныч глянул вниз, и понял, что «Отче Наш», можно уже не читать полностью. Достаточно слова «Аминь». В настежь открытое брюхо вертолёта, свинцовым мраком отсвечивало Белое море. На вцепившегося в перила Емельянова, смотрели обернувшиеся ангелы в белых шлемах, и с совершенно белыми лицами.

P.S: Позже, Володя посчитал, что ему повезло, и подобным образом, в Северодвинске, пропал не один любопытный деятель искусств. Понятно, не предумышленно. Дёрнули рычаг люка по привычке, а потом, вспомнили о пассажире. Сброс буя подтверждён, а художник – а кто его видел? Разве что гагары.

***

 Володя Емельянов, в своей творческой жизни, отпленэрил весь Союз, от Калининграда до Камчатки.  Пил чай из ражвых узбекских пиал, ел строганину с оленеводами, лазил по горам Кавказа, и всячески запечатлевал бескрайние просторы нашей многонациональной советской родины.   

И как-то, занесло его в дальний уголок России, размером с пол-Европы. А в этом уголке, был ещё один скромный уголок, куда,  раз в неделю, ходил речной пароходик, да и то, только по лету. Там жили местные индейцы, лососи, и бурые медведи, похожие на кадьяков.  А ещё там был, выкрашенный зелёной краской сарайчик, с надписью «Магазин», расположенный рядом с речным причалом. Продавец «Магазина», единственный белый человек в округе, клятвенно утверждал, что в этих краях, ещё  встречаются мамонты. Сам Емельянов, живого мамонта так и не встретил, но нашёл два мамонтячих зуба.

  В последний день пребывания в этом ископаемом местечке, Емельянов решил попленэрить напоследок. До пароходика оставалось достаточно времени, по крайней мере, так он полагал. Обосновавшись у древнего глетчера, Володя  поставил планшет на колени, глянул на северные джунгли, и почувствовал себя ровесником  мамонтов. Сколько продолжалось наваждение, он не помнил. Сухая пастель, шуршала планшету, оставляя чешуйки  тысячелетий, которые складывались в миллионы лет.

Находящийся за спиной ледник, начал ощутимо морозить спину, от чего, Володя пришёл в себя. Глянув на часы, он почувствовал, как мурашки побежали по коже, но, уже не от холода. Надо сказать, что близился конец навигации, и пароходик настойчиво обещал быть последним. Так что, спешно побросав вещи в котомку, он затянул планшет  резинками, и буквально лосем, ринулся через чащу. Не известно, был ли это самый короткий маршрут, но когда Емельянов добежал до причала, пароходик  находился далеко от пристани, и возвращаться, по всей видимости, не собирался. От чего Володя капитально взгрустнул, сиротливо обирая с одежды сухие сучки, хвою, и паутину.

Рядом с причалом, сидел индеец в пироге, оснащенной подвесным мотором «Вихрь», терпеливо ожидая, когда уныние художника, изредка сопровождаемое обсценной лексикой, обратится в деятельность. Володя очнулся, заметил лодку с мотором, и уставился на индейца, который энергично замотал головой и попытался изъясниться, мешая «ридну мову» с «великим и могучим». В подстрочнике получалось, что-то вроде: «жи-ши, пиши через «ё», и проверяй глаголы спряжением».

По обширному опыту, Емельянов готов был понять слово «водка» даже на суахили, что, в сложившейся ситуации не потребовалось. Индеец перешел на эсперанто: щёлкнул по горлу, махнул рукой в сторону зелёного сарайчика, и поднял три пальца вверх.   Пароходик успел скрыться за излучиной, а Емельянов быстро долетел до магазина, и ещё быстрее вернулся обратно, с тремя бутылками «Московской».  

Индеец залпом заглотил одну бутылку лично, а двумя другими, поделился с мотором. «Вихрь», смачно чавкнул, и завёлся с пол-оборота. Володя, едва успел закинуть вещи в лодку, и запрыгнуть сам. Под боевой клич индейца, лодка  сорвалась с места, и понеслась по реке, наматывая расходящиеся волны на прибрежные камни. Несколько раз мотор чихнул, тактично намекая на призовые граммы. Наконец, пирога настигла пароход, и пересекла ему курс. Пароходик притормозил, догадавшись, в чём дело, и принял Емельянова на борт.

Вот такая история. Может, всё случилось иначе. Но достоверно, что зубы мамонта, у Емельянова отобрали в аэропорту, как запрещённые к вывозу.